29 сентября 1969 года. Почти полтора месяца я пробыл с двумя дочками на Иссык-Куле. Я долго колебался, можно ли мне ехать с двумя девочками на озеро, но вот мы на аэродроме во Внуково. Там стоит Ан-12, транспортный самолет Ташкентского авиационного завода. Вплотную к пилотской кабине пристроен небольшой герметизированный отсек, кресла человек на 6–8. Очень удобно. Чемоданы в грузовой части самолета. Сели в Ташкенте на заводском аэродроме, там уже ждал рафик, поехали на шоссе Луначарского, на дачу Совмина. Я там бывал неоднократно. В огромном фруктовом саду стоят два довольно старых двухэтажных дома. Нас поместили в большой трехместный номер. Я позвонил В.Н. Сивцу — новому директору завода, который пригласил меня посетить Иссык-Куль, он настойчиво рекомендовал мне уже на следующее утро вылететь на озеро. Туда летит заводской Ил-14. У нас оказались попутчики — секретарь ЦК КП Узбекистана Нишанов, его дочка и сын — школьники. Они тоже летят на Иссык-Куль. Час полета, и вот показался Фрунзе (Бишкек). Перевал на Чолпан-Ата, аэродром у Иссык-Куля закрыт. Самолет пролетает между гор на высоте 3300 метров. Если облака закрывают горы, самолет не выпускают. Бдительность увеличилась, когда несколько месяцев назад один самолет врезался в горы, все погибли. Вместе с Нишановым мы ходили по аэродрому и гадали: ехать машиной или ждать погоды. Говорили, что ночью ехать через горы рискованно, а погода менялась очень быстро. Тучи то закрывали горы, то бежали дальше. Нишанов оказался спокойным, общительным человеком, приветливым в обращении. Один раз перевал открылся, и мы даже сели в самолет, но потом полет отменили. В конце концов, за нами пришли две “Волги”, и мы отправились в гостиницу. В столовой взяли кое-что перекусить, а мы с Нишановым заказали кумыс и коньяк. Нишанов сказал, что это вполне приемлемая смесь. Так и оказалось.
Утром хорошая погода. Самолет вылетает, перевал 2300 метров. Наш Ил-14 покачивается, но вот перевал пройден. Внизу показалось огромное голубое бескрайнее озеро — это Иссык-Куль. Со стороны озера самолет заходит на посадку, садится на небетонированную полосу, которая постепенно поднимается в горы. Нишанов едет в дом отдыха Академии наук Узбекистана, а мы — в заводской пансионат “Золотые пески”. Лет десять назад на месте пансионата были барханы, ветер перекатывал песок. Тогда Сивец — здешний уроженец из города Пржевальска — и еще кое-кто с завода решили не ездить отдыхать в Сочи, где жара и влажный воздух, а проводить лето на Иссык-Куле. Договорились с правительством Киргизии, и землемер отхватил для них огромный кусок земли. Вначале поставили два финских сборных домика, под деревья вырыли глубокие ямы, завалили их привезенным с гор черноземом. Теперь там большой пансионат, коттеджи с водопроводом и канализацией. Деревья принялись, образовались целые рощи, песок мелкий и чистый, вода в озере прозрачная, дно в спокойную погоду просматривается на 2–3 метра. Иногда бывают настоящие бури, и тогда водяные валы с грохотом накатывают на берег. Озеро расположено на высоте 1600 метров, поэтому там никогда не бывает жарко, даже в июле, августе. Кстати, в переводе с киргизского Иссык-Куль — теплое озеро. Но ультрафиолетовые лучи делают свое дело, под этим холодным солнцем люди быстро обгорают. Воздух сухой, дышится легко. Озеро постоянно меняет цвета: то оно голубое, то серое, то синее, вокруг него кольцо снежных гор. Удивительно красивая картина. На противоположной стороне озера, берегов которого не видно, — его длина 160 км, ширина 80 км, глубина 500–700 метров, — перед снежными холмами — группа сравнительно низких холмов без снега. На солнце эти холмы не видны, лишь сияют снежные вершины, причем создается совершенно отчетливое впечатление, что эти вершины висят в воздухе и непосредственно переходят в облака. По прибытии дали в Москву две телеграммы, послали три письма, и вот спустя восемь дней телеграмма из Москвы: “Волнуюсь молчанием”. Оказалось авиаписьмо в Москву идет 12 дней, а телеграмма — пять суток или вовсе не доходит. На озере Иссык-Куль почтовое отделение передает текст телеграмм в почтовое отделение аэродрома Чолпан-Ата. Письмо из Москвы летит до Фрунзе, потом должно лететь до Чолпан-Аты, но, если перевал закрыт, — лежит. Из Чолпан-Аты восемь километров до Иссык-Куля, сутки, еще двое. От Бастыри до пансионата 600 метров, еще сутки-двое, а если суббота, воскресенье — трое суток.
В пансионате около 1000 человек. Из Ташкента ходит автобус “Икарус”, и за 20 часов он доставляет людей. Начальству продукты везут на Ил-14. Ташкентцы любят Иссык-Куль, попасть в пансионат не так то просто, особенно в августе. В этом месяце на озере поспевают малина и черная смородина, которых нет в Ташкенте. На хозяйственном дворе установлена огромная плита, на которой варят варенье, а черную смородину везут с собой в Ташкент и там пропускают с сахаром через мясорубку. Еще ташкентцы закупают горный киргизский мед. На озере целый день маячат лодки с рыбаками, они ловят маленькую рыбку — чебак. Если удачно, то лодка за день может выловить несколько сотен чебаков. Их жарят, они вкусны; их вялят и сушат и коптят. На всех террасах веревки с чебачками. Иногда с рыбозавода привозят мешки с вялеными чебачками, и тогда выстраивается очередь. Начальству, в которое я тоже попал, дают по отдельному списку. Мне полагалось 3 кг. Я их получил — это огромный пакет; я стал думать, кому же его отдать, но потом мои дочки вошли во вкус, и все, что осталось, взяли с собой в Москву, и там они были нарасхват.
В один из дней на Иссык-Куль прилетел Г.Д. Агарков — директор уральского Верхне-Салдинского завода — с председателями (по-узбекски “раисами”) двух узбекских колхозов. Поехали его встречать на аэродром в Чолпан-Ата. Вылезает Гаврила Дмитриевич — он при орденских планках и лауреатских медалях. Худой, маленький, рядом с ним — два раиса. От раисов еще веет старомодничеством. А третий председатель — молодой, вполне современный человек, он работал в ЦК комсомола в Москве, любит рассказывать анекдоты.
У Агаркова договор с колхозами. Они ему овощи и фрукты, а он им поможет создать ремонтные мастерские, переброска осуществляется самолетами авиаотряда МАП или самолетами Ан-10 Ташкентского завода, когда они летят за полуфабрикатами на Урал. У Агаркова безвыходное положение, снабжение на Урале плохое, урожай плохой, народ утекает. Договор должен сильно помочь.
В середине дня поехали в Семеновское ущелье. Глубокое горное ущелье, горы покрыты лесом, воздух замечательный. На въезде в ущелье проехало три совершенно пьяных киргиза. Лошади шли сами по себе знакомой дорогой, а всадники выделывали совершенно нелепые, неожиданные фигуры. И смешно, и грустно. У узбеков мусульманские обычаи выдерживаются достаточно строго. Пьяного узбека не увидишь, а узбечки вообще не пьют. Киргизы испокон века были кочевниками, у них не только мужчины, но и женщины запросто принимают водку. Плов, что-то затягивался. Пожилые раисы ходили рядом и о чем-то озабоченно переговаривались. Я их спросил: “В чем дело?” Они: “Кто готовит плов? Киргиз или узбек? Если киргиз, мы есть не будем”. Я пошел выяснить, оказался узбек. Хотел их обрадовать, но они попросили привести его, убедились, что это самый настоящий ташкентский узбек, и успокоились. Дело тут в том, что узбеки славятся очень большой чистотой при приготовлении пищи, а киргизы в этом отношении менее прихотливы. Плов оказался на славу.
28 августа я поехал с дочкой Наташей — студенткой — провожать ее в Москву. Ехали на уазике. Из Иссык-Куля вытекает река Чу, дорога проходит через цветущую Чуйскую долину. Самолет из Фрунзе в Москву вылетел с опозданием на один час. Было уже поздновато, решил переночевать во Фрунзе. Утром позвонили на аэродром в Москву — самолет с Наташей благополучно приземлился в аэропорту Домодедово, тут же прочел в газете: вчера во Внуково разбился при посадке Ил-18. Погибло много, ведется следствие. Телеграмма от Наташи пришла через пять дней, как полагается, но я уже не беспокоился. Потом оказалось, что летчики забыли выпустить шасси, командир корабля был молодой, он опаздывал с посадкой и нервничал, на приборной доске мигает красная лампочка, напоминая, что шасси не выпущено, свистит сирена о том же, он их выключил еще на подходе к аэропорту, чтобы не мешали. Полагается перед приземлением читать краткое наставление перед посадкой, и это отменил. Экипаж думал, что все сделано, и только, когда о бетонную дорожку чиркнул фюзеляж, вспомнили, что шасси не выпущены. Начался пожар. У Ил-18 два выхода. Передний летчики открыли, в него хлынула масса людей, внутрь самолета летчики не смогли пробиться. По другой версии, боясь взрыва баков, летчики позорно бежали первыми, кто был впереди — спасся. Задние так и остались сидеть привязанные ремнями, задохнувшись от дыма. Летчикам дали по восемь лет.
