В годы правления Л.И. Брежнева главным содержанием эпохи была холодная война СССР-США. В развитии советской науки главное внимание уделялось обороноспособности страны, а в промышленности приоритет был за оборонными предприятиями. В этих условиях огромное значение приобретал ежегодный смотр достижений отечественной оборонной науки и промышленности. Этот смотр проводился в ВИЛСе, который расположен в поселке Сетунь. Эти ежегодные сборы, проводившиеся в течение двух дней, так и обозначались “Сетунь-76”, “Сетунь-78” и т.д.
Открывал эти “Сетуни” секретарь ЦК КПСС, член Политбюро, министр обороны и одновременно министр оборонных отраслей Д.Ф. Устинов, а после его отъезда бразды правления брал в свои руки всесильный заведующий оборонным отделом ЦК КПСС Сербии. Совещание сопровождалось выставкой. Специально для этих совещаний в ВИЛС был построен многоэтажный корпус с большим конференц-залом, а еще через год — огромное выставочное помещение, в нем было девять секторов по числу оборонных министерств. В этих случаях выставлялись наиболее значительные изделия, натурные модели. Перед началом заседаний Устинов и Сербии в сопровождении всех министров проходили по выставке, и министры давали пояснения. Вслед за тем начинались отчетные доклады министров. Сербии с министрами особенно не церемонился, мог в любой момент оборвать выступление и выдать какую-либо грубую реплику. Для министров очередная “Сетунь” очень много значила в их карьере и в награждениях. После какой-либо “Сетуни” Сербии мог отправить в отставку или наоборот — выдать золотую медаль Героя Социалистического Труда. Естественно, министры из кожи лезли вон, чтобы в течение года получить наиболее впечатляющие результаты. В общем “Сетуни” давали, конечно, огромный стимул развитию оборонных наук и промышленности. На проведение “Сетуней” ЦК КПСС деньги не жалел. В кратчайшие сроки силами военных батальонов возводились высотное здание ВИЛС и огромный демонстрационный павильон. Руководил всеми строительными работами директор ВИЛС Александр Федорович Белов — опытный металлург; любитель масштабных дел, он со всей страстью отдавался этим большим стройкам. Он как-то пригласил меня посмотреть строительство, и вот мы часа два обходили все закоулки стройки, в том числе специальные помещения для большого начальства, узлы связи, отдельную столовую и кухню. Александр Федорович сказал, что он пробивает ассигнования на постройку 20-этажной гостиницы, где будут останавливаться приезжающие в Москву на эти совещания директора и главные конструкторы оборонных предприятий. Эту высотку он почему-то замышлял в виде круглой башни, но проект осуществить не удалось, помешала перестройка. Как хозяин “Сетуни” Белов сидел в президиуме вместе с министрами, иногда рядом с Сербиным. Это соседство оказалось совсем не плохим — Белов получил золотую медаль и звание Героя Социалистического Труда.
Настали выборы в АН СССР 1972 г. ЦК КПСС выделил специально для Белова место академика (хотя Белов не был член-корреспондентом, но он решил, что для деятеля его масштаба это необязательная ступень) с очень узким профилем “Металлургия легких сплавов”. Через несколько дней после выборов был по делам у Белова, согласовывал план совместных работ по новым ковочным алюминиевым сплавам. Идем по коридору; он, конечно, полон воспоминаниями о перипетиях выборной борьбы; на стене большой портрет Ломоносова. Я говорю: «Надо бы рядом портрет Белова”. Он в этом не видит чего-то необыкновенного. Говорит: “Ломоносов был четвертым академиком, а я — триста четырнадцатый”. Он рассказывает: “В четверг голосовало отделение, я получил 10 голосов, а Елютин — министр образования — 11, место одно, прошел Елютин. В понедельник открывается общее собрание АН, во вторник — голосование, в пятницу готовятся бюллетени. Вроде дело проиграно, хотя специальность была дана очень узко, специально для меня — “Металлургия легких сплавов”. В пятницу в 11 часов утра мне позвонил министр Дементьев: “Приезжай немедленно”. Приехал, министр говорит: “Звони по кремлевской вертушке Петру Ильичу”, это Демичев — секретарь ЦК, ведает академическими делами. Разговор с Петром Ильичем был короткий. Он просто уточнил, что это за металлургия легких сплавов, занимался ли Елютин легкими сплавами. В понедельник в первой половине дня позвонил Н.М. Жаворонков — академик-секретарь отделения. Сказал, что по решению секретариата ЦК КПСС открыта дополнительная вакансия. Во вторник голосование на общем собрании. Против Елютина не было выступлений, но один из академиков спросил: “Как Вам удается, будучи министром, уделять большое внимание легким сплавам?” Голосование: я прошел, против Елютина — половина голосовавших». Вот такой рассказ Белова.
Возвращаюсь к встрече с Беловым. Он как раз обедал. У него кабинет — “шик модерн”. Большой стол, узкий у места председателя и расширяющийся в другом конце, чтобы все были видны. Рядом комната отдыха, столовая, кухня, душ. Он пригласил пообедать. Окрошка, цыпленок табака, сырники, рюмка коньяка. Я в обед обычно ем на много меньше. Белов выглядит прекрасно. На пиджаке пять дырочек: три Государственные премии, одна Ленинская, одна медаль “Золотая Звезда”. Он полон энергии, собирается дальше расширять ВИЛС. Разговор заходит о взаимоотношениях с ВИАМ — больное место Белова и Туманова. Белов энергично продвигает всякие новые идеи, большей частью они сырые. Он увлекается и увлекает других, причем, как правило, старается все производство поставить по-новому, сделать так, что дальше уже другого хода нет. После этого начинается свистопляска, потому что сразу не получается или вообще плохо. Тут Туманов начинает наносить удары где-нибудь на коллегии министерства, Белова достают. В конце концов, ценой невероятных усилий, мобилизации людей, затрагивая огромные средства, он все же выходит из положения. Самое удивительное, что, несмотря на все эти передряги или благодаря им, он жив и здоров. Туманов, который органически не способен на такой широкий размах и риск с оттенком авантюризма, мучается, страдает, плохо спит и становится все более раздражительным. Я с Беловым схлестывался тоже не раз по разным техническим вопросам, например, я сторонник плавки алюминиевых сплавов в электропечах, а он очень рьяно отстаивает газовые печи, но отношения у нас хорошие. У него прекрасная черта: несмотря на ругань и ожесточенные споры, через несколько дней он все забывает. На сей раз у нас все тихо и мирно. Он спрашивает: “Какие новости?” Я говорю: “Продвигаем сплавы с литием”. Он молчит. Ему неприятно, по-видимому, что эта работа идет без ВИЛС. Я добавляю: “Неудобно, конечно, хозяину такого обеда говорить такие вещи, но качество металла на заводе стало гораздо хуже, чем до образования ВИЛС”. Он, конечно, не согласен. “А почему тогда Вы не даете согласие на применение куйбышевского металла для лонжеронных лопастей вертолета Миля?” Это старая история.
Несколько лет назад подряд шли разрушения стальных лопастей вертолетов. Под Одессой погибли несколько генералов. Тогда же оторвался алюминиевый лонжерон, летчик где-то в Крыму опылял виноградники. Частые взлеты и посадки, лопасть оторвалась на высоте 100–200 м, в изломе нашли шлаковое включение диаметром 1 мм, от него очень четко шли характерные пришлифованные линии усталостного излома. Тогда ресурс лопастей установили 100 часов. А для вертолетов глав государств и королей ввели УЗК — ультразвуковой контроль. Шла огромная отбраковка. Утвердили инструкции на плавку и литье и запретили отступление от нее. Потом ввели обкатку поверхностей. Сейчас ресурс 1500 часов, и уже лет пять-шесть ни одной аварии.
Но лопасти делает КМЗ — Куйбышевский (Самарский) металлургический завод, а слитки для него льет ВИЛС. Это неудобно. Мы с КБ Миля согласны передать отливку слитков КМЗ только после проведения натурных испытаний. Испытания очень длительные, и результаты получились неудачные для КМЗ, хотя вроде по каким-то методическим нарушениям в процессе испытания. Вопрос тянется много лет. Договорились, что еще раз обсудим этот вопрос вместе с КБ Миля.
1975 год. В пятницу в ВИЛС состоялось чествование — 70 лет А.Ф. Белову. Мы поехали компанией: Туманов, я и еще несколько сотрудников ВИАМ. В фойе очередь. Приезжал академик Жаворонков — секретарь отделения, Туполев, академик Фаворский, академик Целиков, но кабинет занят — там телевидение, а до этого было интервью для “Социалистической индустрии”. Потом — радиоинтервью, потом — статья Целикова в “Вечерке”. Белов встретил нас сердечно, в задней комнате выпили по рюмочке-другой коньяку, потом подъехал академик А.А. Бочвар. В общем, ученый и конструкторский мир чествует Белова. Потом мы пошли смотреть газостат для спекания порошков — очередное хобби Белова. Я рассказал Целикову, что собираюсь делать доклад на отделении Академии наук, он сказал: “Напрасно, его надо делать перед самыми выборами, иначе все забудут”. Доклад я должен делать 8 апреля, и на этом же заседании будет слушаться отчет о деятельности Института металлургии и.о. директора Евгения Михайловича Савицкого, им недовольны академики, особенно Рыкалин. Туманов сообщил мне по секрету, что академик-секретарь отделения Жаворонков предложил ему занять пост директора Института металлургии с гарантией избрания в академики. Но он не очень хочет идти туда, да и министр Дементьев не отпустит, но позднее А.Т. Туманов все же решил уйти в Институт металлургии.
Вечером в гостинице “Украина” пребольшой прием. Александр Федорович при всех орденах и медалях, весь обвешан с обеих сторон пиджака сверху до нижней кромки: четыре ордена Ленина, четыре Трудовых, Октябрьской революции, Отечественной войны I степени, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трех Государственных премий. Это было меньше, чем у генсека Брежнева; у того, если не ошибаюсь, было четыре звезды Героя Советского Союза и три Героя Социалистического Труда, но все-таки производило достаточно яркое впечатление.
Тамадой избрали Туманова. Его замами — Ливанова и меня. От имени министра Александра Федоровича коротко поздравил Квасов. Он его недолюбливает, потом Жаворонков, секретарь райкома и другие. Потом выступил Добаткин, он словословил вовсю: “Ведущий академик, стиль Белова, метод Белова, школа Белова, вот чему все мы должны учиться”. Банкет проходит довольно весело. В промежутках между речами играет аккордеон. Вот он заиграл: “К сожаленью, день рожденья только раз в году”. Я подошел к микрофону, запел эту песню, меня дружно поддержали, пропели песню до конца. В заключение я сказал, что было бы желательно, чтобы Белов отмечал рождение не только по круглым датам, но, например, 91,5, 91 и 3/4, 91 и 5/8 и т.д. Белов согласился, похлопали. Рядом с Беловым — его жена Валерия Рудольфовна. Она всегда отличалась молчаливостью, замкнутостью. Но теперь производит чудовищное впечатление. Весь вечер, несколько часов, она сидела молча. Жена Квасова Лидия Николаевна рассказывала: “Я подошла к Валерии Рудольфовне, поздравила ее с днем рождения Александра Федоровича, но та ничего не ответила, не поздоровалась и даже не посмотрела, а продолжала также молчать. Я в общем-то, очень посочувствовал Белову. Просто находиться в одной квартире с таким угрюмо молчавшим человеком — тяжелое испытание. Белов рядом с ней — живой, цветущий, полный жизни, энергии кажется просто юношей”.
В последний период жизни судьба обошлась с академиком № 314 (Беловым), в отличие от академика № 4 (Ломоносова), очень сурово. После смерти Дементьева, который уважал и ценил Белова, пришел новый министр и новый начальник главка, которому подчинялся ВИЛС. Белов считал себя самой яркой звездой на небосклоне авиационной металлургии, он по-прежнему выдвигал новые масштабные с примесью авантюризма проекты, которые требовали больших средств; но в изменившихся условиях их реализовать было невозможно. В конце концов, Белова освободили от должности директора ВИЛС, его место занял Н.И. Корягин, к Белову он относился плохо. Его никак не поддерживал. Потом на смену Корягину пришел профессор Б.И. Бондарев. Он оформил Белова в качестве почетного директора ВИЛС, выделил ему небольшой кабинет, прикрепил машину и секретаршу. А.Ф. Белов оставался почетным директором до самой смерти.
Тяжелые испытания выпали также на долю ВИЛС, он стал акционерным предприятием, шла борьба за акции, за финансовые потоки. Директора ВИЛС сменялись, огромный выставочный комплекс, где проходили оборонные совещания на самом высоком правительственном уровне, был продан коммерческим структурам, и там устроили ярмарку. Главный корпус ВИЛС этаж за этажом продается различным коммерческим организациям, возможности вести исследовательские работы резко сокращаются. Таковы зигзаги истории.
